В древние времена, кое-где в V —VI ве­ках нашей эпохи, жили, как молвят легенды, на Днепре три брата: Кий облюбовал подъем Боричев, Щек — гору по соседству (Щековицей позднее назовут ее люди), а Хорив— гору Хоривице. Была у их и сестра —Лыбедь. Место они избрали красивое. Вокруг на 10-ки верст раскинулся глухой сосно­вый бор, перехваченный широким поясом Днепра. Зверька, птицы, рыбы в этих краях водилось много, бойко шла торговля. К тому же перевоз давал нема­лую прибыль.

В «Повести временных лет», правда, колеблются, что Кий мог работать перевозчиком, хотя постыдного в том ничего нет. У соседей — славян-чехов — пер­вый князь Пржемысл был, например, пахарем. К нему как-то солнечным деньком пришли люди, попро­сили по совету прорицательницы Либуше стать чешским князем, он надел княжескую одежку и обувь, сел на жаркого жеребца, но старенькые лапти взял с собой в Вышгород, повесил их, не смущаясь, в княжеских покоях. Несколько сот лет лапти, спле­тенные из лыка, напоминали князьям об их предке, которого за мудрость и находчивость в муниципальных и чисто человечьих делах называли «наперед обду­мывающим», «сверхобдумывающим». У славян в те века труд простолюдина не числился унизительным для князей.

Но создателю «Повести временных лет» почему-либо не хотелось, чтоб Кий был перевозчиком либо уж хотя бы обладателем перевоза через Днепр, он сходу сде­лал его князем, в честь которого братья и окрестили основанный им город Киевом.

Род Кия знали и уважали далековато за пределами Поднепровья. Если веровать легендам, князь прогуливался в Константинополь, и властелин Византийской им­перии принял его с величавым почетом. Много ли, не много ли времени провел Кий в Царьграде (так еще называли город Константинополь), про то умалчи­вает летописец, да только понравилось князю теплое море и великолепие византийской столицы, и решил он заложить на Дунае город, остаться в этих благо­датных краях. Срубил Кий для начала крошечный городок, но близлежащие обитатели взбунтовались, не хотя иметь такового делового соседа. Пришлось Кию ворачиваться в Поднепровье.

Прибыл он в Киев, взошел на подъем Боричев, оглядел дали родные, опешил: красиво-то как! Но другая краса, южная, броским солнцем пропитанная, голубовато-зеленым мрамором моря окруженная, покоя ему не давала. Сильный он был человек. Никакого дела не страшился. Но смотрел Кий с высоты подъема Боричева на бугры и равнины, сосновым бором ровно закрашенные, Днепром великим омытые, и тягостно становилось ему на душе: неуж-то в этих лесных краях можно таковой же краси­вый город выстроить?!

Недолго прожил Кий, возвратившись в родные места. Погиб он скоро, никто не знает, отчего. Потом скончались Щек, Хорив и Лыбедь, может быть, от тоски по возлюбленному брату. Но Киев, кото­рый они заложили, остался жить на нескончаемые времена. Такие городка владеют необычным свойством — они не стареют. Порою налетают на их бури и грозы, а то и недруги-враги, превращают город в руины, осыпанные пеплом войн и пожарищ, не оставляя, казалось бы, никаких шансов выжить, но проходит день-другой, и возникают на вчерашний день еще мертвых улицах и площадях ростки новейшей жизни.

Такой город Киев.

Его основоположник, Кий, погибал в тревоге, но тоско­вал он напрасно. Пройдя через все невзгоды, красавчик Киев стал еще великолепнее, чем до этого.

Источник