Неразгаданная тайна 20 века: Велесова книга
Пришла пора очередной неразгаданной потаенны XX века из нашей уже полубившейся всем серии загадок XX века. Велесова книжка — письменный текст, в первый раз размещенный в 1950-е годы русскими эмигрантами Ю. П. Миролюбовым и Ал. Куром (А. А. Куренковым) в Сан-Франциско. Согласно рассказам Миролюбова, списан им с утерянных во время войны древесных дощечек, типо сделанных приблизительно в IX веке. Содержит предания, молитвы, легенды и рассказы о старой славянской истории приблизительно с VII века до н. э. до IX века н. э.
Большая часть академических исследователей — как историки, так и языковеды — считают, что это фальсификация, написанная в XIX либо (более возможно) XX веке и примитивно имитирующая старый славянский язык. Более возможным фальсификатором текста считается сам Ю. П. Миролюбов.
Сначало публиковалась под заглавием «Дощьки Изенбека», заглавие «В(е)лесова книга» дано по первому слову (ВЛЕСКНИГО) на дощечке 16 и связано с именованием славянского бога Велеса.
Данные о находке и утрате дощечек
Все сведения об истории текста до момента публикации исходят от эмигранта, создателя художественных произведений и любительских сочинений по славянскому фольклору Ю. П. Миролюбова.
Согласно его рассказам, в 1919 году полковник Добровольной армии Али (Фёдорвей Артурович) Изенбек во время отступления от Москвы нашёл в разграбленном и покинутом княжеском имении Задонских (такового княжеского рода не было; сторонники подлинности табличек предлагают различные варианты имени владельцев имения), на полу в разграбленной библиотеке древесные дощечки, испещрённые непонятными письменами, и забрал их. Все дощечки были примерно 1-го размера — 38 × 22 см, шириной в полсантиметра и имели отверстие для крепления ремнём. Текст был нацарапан шилом либо выжжен, а потом покрыт лаком либо маслом. В работах Миролюбова, кроме слова «дощечки», употребляется также термин дощьки (в родительном падеже дощьек) неявного происхождения (он отсутствует как в обычных славянских монументах, так и в самой Велесовой книжке; может быть, от укр. дошка ‘доска’). Миролюбов так излагает происшествия находки:
« Изенбек отыскал их в разграбленной усадьбе не то князей Задонских, не то Донских либо Донцовых, не помню, потому что сам Изенбек точно не знал их имени. Это было на Курском либо Орловском направлении. Хозяева были перебиты красноватыми бандитами, их бессчетная библиотека разграблена, изорвана, и на полу валялись разбросанные дощьки, по которым прогуливались несведущие бойцы и красногвардейцы до прихода батареи Изенбека. »
В 1925 году Изенбек поселился в Брюсселе, где о табличках вызнал Миролюбов, который и занялся их исследованием. Изенбек ревниво относился к дощечкам, не позволял выносить их из собственного помещения и отклонил предложение доктора брюссельского института Экка об их исследовании. Миролюбов пробовал реставрировать дощечки, переписывать их, расшифровывать и фотографировать. Ему удалось переписать огромную часть и сохранить довольно чёткое изображение одной из табличек и ещё несколько (до 6) наименее чётких. В августе 1941 года Изенбек погибает, и таблички безо всяких следов исчезают.
По версии, изложенной А. И. Асовым, во время германской оккупации М. Шефтель, сотрудник проф. Экка, возглавил отдел Аненербе в брюссельском институте и выкрал дощечки из квартиры Изенбека в Брюсселе с целью их исследования, а после войны продал их мормонам. Но нет никаких документальных свидетельств того, что «дощечки Изенбека» лицезрел кто-либо ещё, не считая Миролюбова.
История публикации текста
10 августа 1952 года Ал. Кур прочел в Российском Центре в Сан-Франциско доклад о докириллической письменности «Русские письмена», в каком утверждалось, что у русичей была своя письменность и до прихода Кирилла и Мефодия. В том же году Кур со страничек журнальчика «Жар-Птица», печатного органа Российского центра в Сан-Франциско, обратился к читателям с просьбой объяснить судьбу старых дощечек из библиотеки Изенбека. В сентябре 1953 года на это обращение и откликнулся Ю. П. Миролюбов. Переписка Кура и Ю. П. Миролюбова отчасти издана А. Асовым.
В ноябре 1953 года
в «Жар-птице» возникает 1-ое сообщение о российских дощечках V века, а с января 1954 по февраль 1955 год выходят статьи Кура о дощечках, содержащие цитаты из записей Миролюбова и фотографию одной из дощечек (потом № 16).
Энтузиазм читателей журнальчика к «Велесовой книге» позволил летом 1954 года Ю. П. Миролюбову эмигрировать в США и сходу стать редактором «Жар-птицы», а с 1956 года сам журнальчик стал выходить типографским методом (вначале он издавался на ротаторе). Все же, за 1956 год не было написано ни одной статьи о дощечках, зато началась публикация стихов и рассказов Ю. П. Миролюбова.
С марта 1957 по май 1959 года в «Жар-птице» стали систематически публиковать тексты дощечек, которые были не полностью понятным образом перенумерованы. При всем этом Миролюбов возложил всю ответственность за публикацию на Кура, а в письме, датированном ноябрём 1953 года, просил совсем не упоминать его имени. Н. Ф. Скрипник разыскал машинопись, которую печатал сам Ю. Миролюбов на собственной пишущей машинке и посылал А. Куру в редакцию «Жар-птицы» для печати. При всем этом правка Кура оказалась очень необычной:
когда в «Жар-птице» имеется указание на лакуну, очень нередко сопровождаемое описанием недостатка дощечки («текст разрушен», «текст сколот», «ряд букв стерлись либо соскоблены»), в машинописи в том же самом месте читается исправный текст.
в «Жар-птице» и машинописи в одном и том же контексте читаются различные слова, которые не сходны по буквенному составу, но нередко имеют приблизительно тот же смысл. К примеру, на дощечке 6 г фраза под себіа бера заменена на подчинашет.
в «Жар-птице» и машинописи различаются написания букв, которые не являются графическими вариациями (в данном случае мы могли бы разъяснить подмену букв унификацией орфографии). Так, союзу а, который читается в «Жар-птице» на дощечках 11б и 15а, в машинописи соответствует альянс i, буковке ѣ на дощечке 8 соответствует диграф іе.
в первой статье Кура приведён гимн Перуну, который потом был издан в «Жар-птице» как конец текста дощечки 11б. Но в машинописи этот гимн «припечатан позднее».
Цитаты в статьях Кура 1953—1955 гг. не сходятся с текстом дощечек в почти всех мелочах: добавлены и изменены буковкы и т. д.
Дальше огромную роль в судьбе этого текста сыграл С. Лесной (псевдоним С. Парамонова), эмигрант 2-ой волны и доктор биологии в Канберрском институте. Он опубликовал текст неких дощечек, не входивших в публикацию «Жар-птицы». По его утверждению, эти тексты ему прислал Миролюбов[8]. Ему принадлежит 1-ый перевод неких дощечек и широкий пересказ её содержания.
Таким макаром, существует три главных источника, содержащих тексты дощечек:
машинопись Ю. П. Миролюбова
публикация в «Жар-птице»
публикация в книжке С. Лесного «Влесова книга»
Они были собраны вкупе в 1970-х годах Скрипником. В СССР 1-ая публикация о «Велесовой книге» относится уже к 1960 году, но на сто процентов её текст был написан в Рф только в 1990 году О. В. Твороговым и следует машинописи Миролюбова; учтены также некие варианты других источников. Перечень последующих бессчетных изданий 1990-х годов приведён в конце статьи; в почти всех из их текст монумента произвольно искажён сравнимо с публикациями в «Жар-птице» и С. Лесного.
Экспертиза фото
Летом 1959 года до сведения всех заинтересованных сторон были доведены результаты экспертизы фото дощечки, проведённой кандидатом филологических наук, сотрудницей Института российского языка АН СССР Лидией Петровной Жуковской, спецом по исторической палеографии и фонетике раннедревнерусских рукописей. По утверждению Л. П. Жуковской, редакция русского журнальчика «Вопросы языкознания» сама направила ей фотографию дощечки. Заключение было размещено в 1960 году в этом журнальчике.
Вывод экспертизы:
Фото по сути изготовлена не с дощечки, а с прориси на бумаге.
Содержание «Велесовой книги» и её язык свидетельствуют о подделке.
На фото из «Жар-птицы» дощечка имеет огромные поля и слева вверху имеется символ собаки, а на размещенной Жуковской фото поля обрезаны. В публикации дощечка содержит примечание «В левом углу дощечки вверху был маленький символ собаки либо лошадки, к огорчению он фотографом не был захвачен во время съемки». Но, ни Кур, ни Лесной не ассоциировали фотографию с текстом дощечки 16а, размещенном в «Жар-птице» в ноябре 1958 года.
Письменность книжки
Очень необычен для предполагаемого региона и времени материал письма — тонкие выпиленные дощечки (по другим
данным, края их были отрезаны ножиком), а не береста либо церы на древесной подложке, где текст размещался не на дереве, а на воске. В отличие от большинства узнаваемых старых рукописей на дереве, дощечки были тонкими (0,5 см), размером 20 на 30 см и разлинованы с 2-ух сторон; эти характеристики, по воззрению неких критиков, содействовали бы хрупкости и раскалыванию материала ещё в древности.
«Велесова книга» написана особенным алфавитом, представляющим из себя вариант кириллицы с некими не характерными ни кириллице, ни греческому алфавиту начертаниями отдельных букв. Этот алфавит, узнаваемый только по «фотографии» одной дощечки и описаниям Ю. П. Миролюбова, сторонники подлинности текста именуют «в(е)лесовицей». Для каждой строчки была проведена горизонтальная линия (как в индийском письме деванагари), под которой шли «прикреплённые» буковкы. Само существование докирилловского письма — «протокириллицы», также «протоглаголицы» — дискуссировалось в науке, но убедительных фактов о наличии таковой письменности найдено не было (см. Неувязка дохристианской письменности у славян).
Язык «Велесовой книги»
Лингвистический анализ был проведен Л. П. Жуковской по тексту «фотографии» дощечки 16, а потом более развёрнуто проведён О. В. Твороговым и А. А. Алексеевым по материалу всего монумента, о языке Велесовой книжки также раздельно высказывался А. А. Зализняк. Их выводы кратко таковы. «Велесова книга» пользуется непременно славянской лексикой и территориально приурочена в главном к восточнославянской местности; но её фонетика, морфология и синтаксис (беспорядочные и лишённые правил) решительно не соотносятся с тем, что понятно сравнительно-историческому языкознанию о древнем состоянии славянских (и восточнославянских а именно) языков и наречий в такую эру, как IX век, незадолго до первых письменных славянских памятников. Более того, степень грамматической бессистемности и произвольности в тексте такая, что аналогов этому нет ни в каком когда-либо известном языке мира. Из этого делается вывод о том, что язык «Велесовой книги» не может быть любым естественным языком какой бы то ни было эры вообщем; это итог искусственной деятельности фальсификатора, не имевшего представления об истории славянских языков.
Позиции защитников подлинности
В бесспорной подлинности «Велесовой книги» убеждены некие неоязычники-родноверы; посреди профессионалов-славистов к её заступникам время от времени относят украинского литературоведа Б. И. Яценко (ж. «Хроники 2000» № 3-4, 1994; № 1, 1995; «Укр.мова» № 33, 1997) и исследователя древнерусской литературы Ю. К. Бегунова («Мифы старых славян», Саратов, 1993) (в 1990-е годы выступающего в главном с националистической публицистикой). Исходя из убеждений А. А. Зализняка, применительно к этим именам «речь идёт практически о людях, которые всего только допускают некое колебание в поддельности „Велесовой книжки“, а не отстаивают прямо и аргументированно версию её подлинности».
Обычное для защитников «Велесовой книги» мировоззрение 1-го из первых исследователей и публикаторов текста биолога С. Парамонова (С. Лесного) заключается в последующем:
Это совсем не изученный и только на 3/4 не так давно размещенный источник — по всей видимости, летопись языческих российских жрецов, начинающаяся событиями за длительное время до нашей эпохи и доведённая до Аскольда и Дира, но не захватившая совсем Олега. Это, по-видимому, древний российский уникальный источник, которым мы располагаем. Написан он, в сути, на неведомом славянском языке, представляющем большие трудности для нашего сегодняшнего осознания. Излагает он как действия уже упоминавшиеся в истории, так и, почти всегда, зафиксированные в первый раз, ибо касается эры, совсем не затронутой летописью Нестора. Имеется много данных о религии старых руссов, которая по сути собственной была монотеистической. Руссы веровали в Троицу, бессмертие души, рай и т. д. Приводится много обычаев, связанных с религией, несколько удивительно прекрасных поэтических образов и т. д. Но весь этот источник — груда совсем хаотического материала без начала и конца, с множеством испорченных и утерянных мест. Объём грядущей работы просто неописуем, ибо касается материала, занимающего до 3 печатных листов. Когда и кто это сделал — непонятно. Одно можно сказать: открытие выдающееся, переворачивающее все наши представления о прошедшем.
Своеобразную позицию занимал украинский славист Б. И. Яценко, считавший, что «Велесова книга» была сотворена н