Людская психика — штука таинственная. Казалось бы, ну как можно проявлять симпатию и сострадание по отношению к человеку, применяющему (либо угрожающему применить) насилие? Но такое вправду случается, это явление именуется стокгольмский синдром.

Почему конкретно стокгольмский синдром? Термин этот появился после событий 1973 года в Стокгольме. Сбежавший из кутузки правонарушитель в одиночку захватил банк и взял 4 его работников в заложники. Через какое-то время по просьбе правонарушителя доставили в банк его сокамерника. Спустя 5 дней после захвата милиция высвободила заложников. Потом бывшие заложники признались, что страшились милиции, а не захватчиков, потому что захватчики им ничего отвратительного не сделали. По неким данным, они даже наняли захватчикам адвокатов за свои средства.

После этих событий шведский криминалист и психиатр Нильс Бейерут, выступавший во время ограбления в качестве консультанта по психиатрии, и предложил использовать термин «стокгольмский синдром» для описания защитно-подсознательной травматической связи меж жертвой и агрессором. Этот синдром известен также как синдром идентификации заложника, синдром здравого смысла, стокгольмский фактор, синдром выживания заложника и др.

На 1-ый взор стокгольмский синдром кажется феноминальным, но большая часть исследователей считают его обычной реакцией на событие, очень травмирующее психику. Лежащий в базе синдрома механизм психической защиты был описан за 37 лет до событий в Стокгольме английским психологом и психотерапевтом Анной Фрейд, дочерью Зигмунда Фрейда. Она отдала ему заглавие «идентификация с агрессором».

Таким макаром, стокгольмский синдром — это не психическое расстройство, ни в какой интернациональной системе систематизации психиатрических болезней вы его не отыщите. На чем основан этот механизм психической защиты? Жертва верует, что если она будет неоспоримо делать все требования агрессора, он проявит снисхождение. Потому она старается всячески показывать повиновение, чтоб вызвать одобрение и покровительство агрессора, начинает оправдывать его деяния.

Большая часть людей сравнивают стокгольмский синдром с захватом заложников, взятием военнопленных, концлагерями и кутузками, похищением людей и иными резонансными событиями. Но с этим синдромом полностью можно столкнуться в ежедневной жизни. Скажем, супружеские традиции неких народов могут стимулировать развитие стокгольмского синдрома.

Не верится? Давайте вспомним традицию похищения жены, которую до сего времени практикуют в неких регионах. На данный момент эта традиция носит в большей степени символический нрав, но в неких селах невест все еще могут красть без их согласия. А через некое время выясняется, что жертва похищения привязалась к грабителю, и даже если возникает возможность возвратиться в отчий дом, она ей не пользуется.

Но похищения невест все равно кажутся большинству из нас кое-чем дальним и полуреальным. Думаете, если вы не живете в позабытой Богом кавказской деревушке, у вас нет шансов столкнуться со стокгольмским синдромом? Вроде бы не так. Существует так именуемый бытовой стокгольмский синдром, встречается он почаще, чем вы думаете.

Наверное, просматривая заглавия новостей, вы не раз сталкивались с описанием случаев домашнего насилия. Замечали, что достаточно нередко в таких новостях упоминается, что описанный случай был не первым в данной семье? Вот это и есть бытовой стокгольмский синдром — когда жертва домашнего насилия терпит изымательства и при всем этом даже испытывает симпатию к агрессору («бьет — означает любит»). Также стокгольмскому синдрому бывают подвержены жертвы изнасилования.

Невзирая на растиражированность термина, стокгольмский синдром — не такое уж распространенное явление. Далековато не все заложники начинают испытывать симпатию к захватчикам. Что касается бытового стокгольмского синдрома, здесь тоже не все так просто: обычно изымательства терпят не из-за симпатии к агрессору, а ради малышей, из-за денежной зависимости от агрессора и т. п.