Языковой вопрос в ближайшее время все почаще становится предметом политической риторики, предвыборных обещаний и заигрываний с избирателями. Часто он является только прикрытием наболевших заморочек в социальной и экономической сферах, но есть страны, где вопрос того либо другого языка как муниципального «стоит ребром». Языковая политика страны, как совокупа мер, направленная на поддержку 1-го языка либо нескольких языков, всегда преследует цель объединить разные народности, населяющие страну в единое государственное целое – цивилизацию. Другое дело, как конкретно достигается хотимое.

Мы имеем перед очами много исторических примеров, когда неискусная языковая политика приводила к совсем оборотному результату – заместо того, чтоб объединить люд, она его разъединяла, подогревала сепаратистские настроения и вела к внутреннему напряжению, время от времени заканчивавшемуся штатскими конфликтами. Так, в Англии еще посреди ХХ века учителя наказывали школьников, которые употребляли в речи валлийские, ирландские либо шотландские слова. Вооруженный конфликт в Северной Ирландии носил не только лишь религиозный нрав (католики против протестантов), да и языковой (ирландский против британского).

Во Франции в 1794 г. Республика приняла закон, который воспрещал использовать какие-либо другие языки и диалекты на местности страны, не считая литературного французского (на самом деле, являющегося диалектом провинции Иль-де-Франс). Этот закон был отменен только в 1951 году, но за полтора века окситанский, баскский, провансальский, бретонский, итальянский на Корсике и другие — практически стопроцентно пропали. Привела ли эта языковая политика к единению народа? Никак нет – и массовые демонстрации с требованиями возрождения региональных языков населяющих Францию народностей являются броским тому примером.

В Австро-Венгерской империи языковая политика была ориентирована на лавирование и собственного рода задабривание покоренных территорий. Невзирая на то, что общение меж монополией и колониями шло на германском языке, правительство Австро-Венгрии поддерживало национальные языки: открывало словацкие школы, поддерживало творческие украинские и польские коллективы, спонсорировало профессиональную итальянскую молодежь. Потому «Весна Народов», а позднее — разрушение Австро-Венгрии произошел никак не по языковому вопросу, а чисто по политическому.

В отличие от королевской Рф, где угнеталось всё «нерусское», с 1917 года стала пропагандироваться идеология поддержки региональных языков. Но далее пропаганды дело не зашло. В 30-х годах интенсивно муссировалось мировоззрение, что в СССР проживает только 15 братских народов, и эти 15 языков союзных республик интенсивно поддерживались. В то же время без всякой поддержки со стороны страны остались, к примеру, германский, старомонгольский, финский и другие языки, носители которых компактно либо рассеянно проживали на местности СССР. Не считая того, правительство объявило языки неких республик «недоразвитыми», требующими «языкового строительства» — так, молдован насильно перевели с латинского алфавита на кириллицу. В 50-60-х годах языковая политика СССР подспудно, но коренным образом изменялась: при всей декларации поддержки языков союзных республик, гласить не по-русски, быть «нацменом» стало немодно, это было признаком отсталости и деревенского происхождения. Грустные последствия этой политики мы можем следить на примере русифицированных Казахстана, Беларуси, отчасти Украины и Молдовы.

Языковая политика в Рф, к огорчению, унаследовала почти все из тенденций позднего СССР. Кроме деклараций, утверждающих поддержку языков государственных округов, республик и краев, правительство РФ нередко запамятывает о языках меньшинств, компактно живущих на местности страны. Естественно, каждый гражданин должен знать муниципальный язык собственной страны, но это еще не значит, что ему запрещено говорить и учить собственных деток говорить на родном языке. Если правительство не будет на самом высочайшем уровне поддерживать языки государственных меньшинств, используя рычаги административной власти, СМИ и поощрение писателей, пишущих на языках государственных меньшинств, спустя какое-то время эти языки и диалекты вымрут, а нам остается чувство неудовлетворенности, обид и национальные распри.